9 мая в Москве погиб Сергей Доренко.

Александр Мельман в МК пишет, что ему хочется кричать. Это никак не вяжется с ним, таким живым, таким парадоксальным, таким глумливым. В хорошем смысле, как он любил говорить. Ну конечно, мы с ним воевали - кто журналист, а кто нет, и вообще, что такое реальная сегодняшняя журналистика в России. И вчерашняя тоже.

Те его репортажи начала века, такие яркие, такие циничные, такие не всегда совпадающие с реальностью, разве можно забыть? И я никогда их не забывал. Но теперь-то что об этом говорить.

Вот недавно позвонил ему, месяц назад, пригласил на свой вечер в «Гнездо глухаря». И он мне: «Старик, на вечер не смогу, но я искал твой телефон, хотел тебе звякнуть...Ты тут про Михалкова. Мне понравилось».

Но и об этом что говорить. Я-то каждое утро его включал... Почему-то Доренко в последние лет десять считали неудачником: вот, мол, выгнали из телевизора, ну и кто ты теперь? Конечно, выгнали, он сам этого добился. Подробности опускаю.

Но на радио - это же был король! Как ты к нему ни относись... Можешь нападать на него, ловить на слове, но талант... Его-то никакой Березовский, и никакой Лужков, и Ельцин с Путиным под сомнение не поставили бы.

Сначала он «сделал нам Путина». Да, практически сделал его президентом - и Путин это понимал. Убрал всех его врагов, поднял его, Владимира Владимировича, на неимоверную высоту. Конечно, и Березовский был рядом - тут как тут. Да, тандем Доренко-Березовский...

Когда Борис Абрамович разочаровался в своем президентском выборе, попал в опалу, Сергей Доренко со всей своей гениальностью, мастерством владения словом, очень лихо обрушился на того, кого он «создал». И был вышвырнут с телевидения.

Вот тогда он и стал «маргиналом». Когда все, кто в том, новом уже ящике, остался, посмеивались над ним, снисходили сверху вниз: ну кому он теперь нужен. Действительно, никому. Кроме «Эха Москвы» на тот момент, кроме Венедиктова. И тех своих зрителей-слушателей, своей паствы.

Потом он уехал на Майдан, на первый Майдан 2004 года, все еще воевал против Путина. Это же Дудь вспомнил в интервью, откопал, как Сергей стоит там на сцене, кричит.

А дальше они стали договариваться, все-таки Доренко, несмотря на свои прекрасные выкрутасы, был очень прагматичным человеком. Он вспоминал, как подошел к Путину (уже после Майдана), и речь у них пошла... Ну, конечно же, о народе. О народе-ребенке, которого надо пасти. «Правильный у нас народ, правильный», - сказал тогда Путин Доренко с его же слов. И оба очень хорошо понимали, о чем речь.

И вот тогда он, Сергей, надел на себя поводок, ну, вынужден был надеть. Ему дали радиостанцию, наверное, определенную свободу, и сказали: служи! Он так и делал поначалу, но надолго разве его могло хватить?

Поводок становился все длиннее, Доренко - все свободнее. Все ярче, необычнее звучали его парадоксы в прямом эфире, а чиновникам класса «А», тому самому путинскому окружению (не ближнему, нет) доставалось от него по полной программе. Вот так и случилось тогда со всемогущим Якуниным, главой РЖД. Одни, скептики, неприятели, говорили: да его зарядили. Другие верили в чистоту Сережиных помыслов. Так или иначе, он остался без радиостанции, сделал паузу. Но во время этой паузы (о чудо!) убрали всемогущего Якунина. А Доренко получил новое радио, «Говорит Москва».

И там отвязался совсем уже по полной. И там вдруг стал свободен, как в лучшие свои годы... (Ох эти лучшие годы... Как сейчас помню слова президента Ельцина о «самом симпатичном телеведущем в России»! Ну конечно, они относились к Доренко. Но это время было и прошло, стерлось ластиком навсегда).

Он мог выдавать себя за буйнопомешанного в том самом прямом эфире, а мог - за блаженного. Да, у него был свой кодекс чести. Когда оскандалившегося знаменитого писателя Михаила Веллера ушли с «Эха», он мог его взять к себе, даже позвал сначала на радио в гости. Но журналистская солидарность для Доренко тогда была превыше всего. Веллер за скандал не извинился, и Доренко его не взял.

Он философски смотрел на мир, с высоты своего неимоверного IQ, да-да, интеллекта. Проповедовал полный, то есть абсолютный индивидуализм и свободу. Об остальном сейчас не буду, не хочу.

Это был очень живой человек. Лихой человек. Очень русский человек, хотя и с украинскими корнями. Отвязанный, отмороженный... В хорошем смысле. Как Сталин о Маяковском, и я писал о нем, как о «лучшем и талантливейшем поэте» нашего времени. Вернее, он мог бы им стать, если бы... Смотри выше - и не надо подробностей.

Светлая память тебе, Сережа.